Жизнь в 13*18

Когда судно с транспортируемыми дельфинами подходит к месту назначения, крупных животных поочередно перекладывают в специальные брезентовые носилки, а мелких переносят прямо на руках. Азовки средних размеров весят до 60 килограммов, белобочки - 70-80, а крупные афалины - до 350. Тут уж а носилки впрягается восемь - десять человек, и, как лилипуты плененного Гулливера, они тащат афалин к вольеру или бассейну.

Выпущенные животные обычно сбиваются в группу и плавают, стараясь держаться подальше от людей. Разные виды дельфинов, впервые попав в вольер или бассейн, ведут себя по-разному.

Азовки возбуждены и часто ныряют, некоторые из них - обычно крупные особи - отходят от группы и обследуют свою новую «квартиру», очевидно, пытаясь найти выход. Если животных много, то они очень скоро разбиваются на мелкие группы, по три - шесть дельфинов в каждой. Молодые (или более мелкие) следуют за крупными, держась сзади и несколько сбоку. Детеныши, пойманные вместе с матерями, плавают буквально у них «под хвостом», нарушая это «построение» только при всплытии для вдоха. Когда попадается стадо с большим количеством молодых особей (самых маленьких вместе с их матерями оставляют на свободе), то оказавшиеся без матери детеныши держатся возле взрослых, пытаясь пристроиться в «кильватер». Однако крупное животное чаще всего пытается избавиться от преследования, убыстряя ход или резко изменяя направление. Иногда взрослые самки, после нескольких попыток освободиться, смиряются с малышом, и он в течение двух-трех дней занимает это положение. У отловленных азовок мы ни разу не замечали, чтобы дельфинят «буксировали» самцы, хотя у семейных пар «главенствующее» место всегда занимает самец. Исключение составляют группы из трех - шести молодых дельфинов, во главе которых плывет крупная самка.

Вообще отличить пол дельфинов в море довольно трудно: самцы и самки внешне очень похожи, и отличить их можно только при внимательном осмотре. У самцов всех видов китообразных в задней нижней части туловища имеется узкая щель, в которой расположен мочеполовой орган, а несколько ближе к хвосту, также в виде небольшой складки,- анальное отверстие. У самок органы отправления и половые органы имеют только одну внешнюю щель, по обеим сторонам которой видны небольшие складки, где прячутся соски молочных желез. У азовок-самцов большая щель часто находится почти на середине нижней части тела, у афалин и белобочек она смещена к хвосту.

Бывали анекдотичные случаи, когда при отлове неправильно определяли пол дельфина, и животное долгое время числилось - даже в отчетах - самцом, а на проверку оказывалось самкой.

Несколько дней после «новоселья» азовки держатся группами и ведут себя так же, как и в самом начале, и лишь освоившись, начинают понемногу нарушать установившийся порядок, плавать более спокойно и все еще осматривают - каждый в отдельности - отведенную им акваторию. В дальнейшем весь коллектив распадается на пары и одиночек, а «мамы» или «бабушки», возможно, что и «пра-пра-пра...бабушки» (При том условии, что средняя продолжительность жизни-дельфинов составляет 30 лет, что дельфины достигают половой зрелости в 3-4 года и что каждая взрослая самка ежегодно приносит потомство, в стаде могут быть родственники более чем, в восьмом поколении.- Прим. ред.) остаются с одним - тремя более мелкими сородичами.

Днем и ночью азовки беспрестанно плавают. Если какое-либо животное останавливается и «зависает», это чаще всего служит признаком его недомогания. Первые дни все они отказываются от пищи. Сказывается стрессовое состояние, возникшее при отлове, и, очевидно, необычное «поведение» корма: привыкшие к стремительной охоте за живой рыбой, дельфины недоверчиво относятся к пассивно тонущей перед их мордами размороженной ставриде - обычному корму, который они получают в неволе. Попытки, скармливать им свежевыловленную живую рыбу оканчивались безрезультатно: шустрый корм либо успевал удрать через сети вольера, либо держался у стен бассейна, куда дельфины приближаться боялись. Возможно, погоня за отдельными рыбешками не признается у них за настоящую охоту - в море дельфины находят стаю рыбы, окружают ее и, сбивая в кучу, пиршествуют. Как бы то ни было, основательно проголодавшись, азовки на третий-четвертый день начинают брать и свежемороженую пищу.

Афалины и белобочки после отлова ведут себя иначе, чем азовки. У этих двух видов дельфинов процесс адаптирования к условиям неволи протекает во многом одинаково. Первые дни, в отличие от беспрерывно движущихся азовок, они, сбившись в кучу, постоянно зависают в центре отведенной им акватории. На рыбу, которую им бросают в положенное время кормления, не реагируют. Белобочки более подвижны, чем афалины, центральная группа у них рассредоточивается быстрее и, так же как у азовок, разбивается на пары и тройки. Детеныши, как обычно, ходят «на буксире», но у афалин очень редко пристраивается к самке более одного детеныша. Молодые животные после нескольких безуспешных попыток найти «родственников», к которым можно было бы пристроиться «под хвостик», плавают в одиночестве. Пищу белобочки и афалины начинают принимать несколько позже, чем азовки, на четвертый-пятый день.

У всех трех видов в этот период наиболее интенсивно идет отсев слабых и травмированных животных. Они гибнут преимущественно ночью. Их тела обнаруживаются на дне при утреннем осмотре. Остальные животные держатся поодаль от погибших и несколько возбуждены. Если до гибели члена стада некоторые дельфины из этой группы уже брали корм, то в этот период они вновь совершенно отказываются от пищи. После того как труп удалят, стадо через пять-шесть часов успокаивается и ведет себя обычным для этого периода образом. У афалин в первые дни содержания наблюдаются характерные групповые и индивидуальные позы (подробно они будут описаны ниже).

Вскрытие трупов дельфинов обычно дает картину гибели от вспышки имевшейся ранее пневмонии - это наиболее распространенное заболевание среди них. Больному животному трудно перенести «встряску», связанную с отловом, а несколько дней голодовки еще более ослабляют его организм, что в результате приводит к обострению заболевания и летальному исходу. В легких у таких животных всегда обнаруживаются старые межплевральные спайки, рубцовые изменения, петрификаты, свидетельствующие о хроническом заболевании. Иногда смерть наступает из-за дистрофических изменений в печени, которая у таких животных имеет неестественную окраску и бывает значительно увеличена в размерах. Дельфины, получившие значительные травмы при поимке и транспортировке, погибают обычно от инфекций в течение двух-трех дней.

В дальнейшем животным, имеющим травмы, и тем животным, у которых подозревали заболевание, делались профилактические инъекции антибиотиков и витаминов. Эта меры несколько уменьшила процент отсева животных после отлова, который поначалу иногда достигал 30-40%.

Самочувствие животных в значительной степени зависит от того, заражены ли они гельминтами (глистами) - китообразные вообще часто страдают гельминтозом. При вскрытии этих паразитов находят во многих внутренних органах - желудочно-кишечном тракте, печени, легких. Бывают настолько зараженные особи, что кажется удивительным, как они могли существовать, буквально «нашпигованные» паразитами. Случается, все стадо оказывается поголовно зараженным. Безусловно, гельминты ослабляют организм животных, делая их более восприимчивыми к инфекциям, а соответственно растет и процент гибели.

Отсев животных продолжается в течение двух-трех недель со дня отлова, после чего всех оставшихся можно считать выжившими и адаптировавшимися к условиям неволи.

Часть животных за это время погибает, запутавшись в сетях, ограждающих вольеры. Происходит это преимущественно ночью: несмотря на то, что вольеры освещены, заметить происходящее на трех-, четырехметровой глубине практически невозможно и помощь почти всегда запаздывает. Днем же их обычно своевременно удается высвободить. Иногда попадаются такие особи, особенно среди белобочек, которые, спокойно проплавав несколько часов, вдруг начинают упорно атаковать окружающие сети. Извлеченные оттуда, они некоторое время плавают нормально, а затем снова пытаются таранить ограждение. Кончается это обычно гибелью животного.

Несколько раз нам удавалось «откачать» захлебнувшихся дельфинов, но впоследствии большинство из них гибло в результате поражения легких.

Мы установили, что время адаптации к неволе сокращается, если подсадить к «новоселам» «старожила». Своим смелым поведением и тем, что он охотно ест бросаемую рыбу, старожил как бы подает пример новичкам. Животные в этом случае начинают принимать пищу на день-два раньше, чем в контрольной группе без подсадки.

Все животные в период адаптации избегают людей и добровольно не идут на сближение. Однажды мы решили испробовать метод так называемого активно навязанного контакта. В бассейне, куда поместили четыре отловленных накануне афалины, вода была приспущена до уровня 60 сантиметров от пола. Стараясь не шуметь и не делать резких движений, в водоем спустилось несколько человек. Они осторожно пытались приблизиться к животным, прикоснуться к ним, погладить, одновременно подсовывая к пасти рыбу. Вначале наше предприятие вызвало небольшую панику среди животных, но уже через десять - пятнадцать минут дельфина успокоились и не пытались удирать от приближающегося человека. Прикосновения к телу им, очевидно, понравились, и вскоре, проплывая мимо, дельфины сами старались потереться о ноги стоящих людей. Одна из афалин, довольно крупная самка, прозванная Марфой, все время делала попытки вклиниться между ногами и, усиленно работая хвостом, протискивалась вперед. Затем, сделав небольшой круг, она снова пыталась проделать тот же номер, и если ноги человека были расставлены недостаточно широко для этого, она расталкивала их рострумом.

Поведение «диких» дельфинов нас поразило: оно было далеко не «диким». Ни одно из известных нам животных никогда не смирялось так быстро с пленившим его человеком. Марфа первая из этой группы взяла из рук ставриду, но, немного поносив ее во рту, бросила. Та же участь постигла и вторую рыбу, почти насильно всунутую ей в пасть. Третью ставриду она, очевидно, распробовав, проглотила. Все последующие предлагаемые ей порции незамедлительно съедались. Спустя тридцать - сорок минут все четыре афалины, находившиеся в бассейне, также начали есть рыбу.

В дальнейшем эта четверка отличалась от остальных большей привязанностью к людям, а Марфа была неизменной участницей всех игр и представлений в воде.

К методу активно навязанного контакта, сокращавшему до минимума срок адаптации животных, который в обычных условиях затягивается иной раз на месяц - полтора, мы прибегали и в дальнейшем, но, к сожалению, не так часто, как он этого заслуживал. У нас не было лишнего бассейна, в котором можно было бы дер­жать приручаемое животное, периодически понижая уровень воды для проведения «занятий». Бассейн, которым мы пользовались в первый раз, постоянно оккупировали различные научные группы со своими «персональными» дельфинами, и спускать в нем воду в общем-то не разрешалось. Приручать же этим способом животных, содержащихся в вольерах, естественно, было затруднительно: не снижать же ради этого на три-четыре метра уровень Черного моря.

Дельфинов, находящихся в вольерах и благополучно перенесших акклиматизацию в неволе, еще нельзя считать подготовленными для использования в некоторых экспериментах. Сначала их надо приручить. Для этого к животным ежедневно, по три-четыре раза, спускался пловец и пытался навязать себя в партнеры для игр. Но, очевидно, чувствуя явную натянутость подобного представления, дельфины обычно весьма критически относились к его действиям, даже если рядом с человеком находилась сетка с рыбой. Всем своим видом показывая, что их интересует только пища, дельфины без особого труда держались на почтительном расстоянии от пловца, время от времени быстро подбирая рыбу, вываливающуюся из сетки.

Однажды, наблюдая за происходящим со стороны, я заметил, что изредка то одно, то другое животное приближалось к человеку и испражнялось в непосредственной близости от него. Этот акт, ранее никогда не отмечавшийся и, безусловно, не являвшийся признаком выражения дружелюбия, служил, очевидно, предупреждением непрошеному гостю, забравшемуся в их «дом». Такое проявление недружелюбия отмечалось и позже, даже со стороны хорошо прирученных дельфинов, когда они в силу каких-то причин не были расположены в этот момент к людям. Интересно, что в общении друг с другом они никогда не допускали подобных вещей, предназначавшихся, по-видимому, исключительно для «выражения крайнего презрения» к человеку. Это проделывали только афалины.

Азовки и, как мы уже давно убедились на примере Люси, белобочки вообще не желали поддаваться никакому приручению. Единственное, чего можно было добиться от них,- это того, чтобы они брали рыбу из рук. Более тесного контакта с человеком они категорически избегали, несмотря на все наши усилия. Не помогал и метод активно навязанного контакта, так хорошо зарекомендовавший себя при работе с афалинами. И понемногу все работы мы стали проводить только с последними, как с наиболее перспективными животными.

Вскоре было замечено, что процесс приручения проходит более успешно, если занимаются с каждым животным отдельно. В этом отношении характерен следующий эпизод. Как-то в небольшой отсек вольера была помещена молодая самка, которая за чистую, без царапин шкурку и за то, что она выглядела - как нам казалось - какой-то очень наивной, получила кличку Ассоль. Уже на следующий день после того, как ее отделили от группы, она довольно охотно стала приближаться к пловцу, разрешая ему гладить и почесывать себя, плыть рядом, держась за ее спинной плавник. Когда было решено, что период приручения ее окончен весьма успешно, Ассоль перевели в соседний отсек, где находилась более крупная пожилая самка по кличке Варвара, обладавшая таким же характером, как сестра небезызвестного доктора Айбо­лита. Она единственная из всех имевшихся в то время дельфинов не шла ни на какие контакты, не поддавалась никаким соблазнам и, даже долгое время находясь в одиночестве, не разрешала пловцу приближаться на расстояние ближе трех метров. Мы подсадили к Варваре Ассоль, рассчитывая на то, что строптивая дельфиниха станет лучше относиться к человеку.

Варвара встретила молодую соплеменницу с «распростертыми объятиями». Обе дельфинихи все время плавали рядом, касаясь друг друга передними ластами, играли, имитируя погоню друг за другом, прыгали. На следующий день к ним спустился пловец, чтобы, как всегда, поиграть и повозиться с Ассоль на глазах у ее нелюдимой напарницы. Молодая дельфиниха направилась было к человеку, но, приблизившись метра на два, вдруг резко остановилась. Варвара, с открытой пастью, «показывая зубы», что, как мы уже знали, служило своеобразным предупреждением о нежелании вступать в контакт, вклинилась между ними. Ассоль повернула назад, и дельфинихи начали плавать, держась как можно дальше от пловца. Первой шла Варвара, за ней, чуть сзади и снизу, в типичном позе следования (которую среди взрослых животных обычно занимали самки по отношению к самцу) плыла Ассоль. Несколько раз она снова делала робкую попытку приблизиться к человеку, но Варвара была бдительна: стремительно подплыв, она оттирала Ассоль от пловца, ощутимо толкая ее при этом в бок рострумом. То же самое повторялось и в последующие дни, но Ассоль уже не предпринимала попыток подойти к человеку. Было принято решение снова их разделить.

Очутившись одна, Ассоль после минутного колебания разрешила пловцу приблизиться, и через несколько минут они вместе как ни в чем не бывало дружно плавали и ныряли. Варвару, которая, снова оставшись в одиночестве, стала еще более нелюдимой, перевели в общий отсек. Проплавав некоторое время одна, дельфиниха все же понемногу «влилась» в общий «коллектив». В течение всей своей жизни в неволе (в конце третьего месяца она погибла от пневмонии) Варвара упорно избегала человека, несмотря на то, что все дельфины в группе, где она находилась, рано или поздно становились ручными. Попав в общий отсек, Варвара никогда больше не делала попыток «повлиять» на кого-либо из группы, чтобы пресечь его контакты с человеком - возможно, потому, что молодежи, подобной Ассоль, в ее окружении не было.

Мы хотели провести аналогичный опыт, подсадив к Варваре вместо Ассоль другого юного дельфина. Такой опыт помог бы выяснить, не существовало ли между Варварой и Ассоль родственных отношений, побуждавших старшую дельфиниху опекать младшую. Вполне вероятно, что Ассоль приходилась Варваре дочерью, внучкой, сестрой, племянницей и т. д. (обе они до поимки находи­лись в одном стаде). И этот факт - проверить его иначе, чем подсадив к Варваре кого-нибудь из молодняка, мы не были в состоянии - мог вызвать между ними подобные отношения. Варвара, в сущности, вела себя как строгая мать, оберегающая дочь от неподходящей компании. К сожалению, в то время у нас не было подходящего для этой цели молодого дельфина, а когда он появился - не стало Варвары. Поэтому вопрос об их родстве так и остался открытым. Подобные отношения впоследствии ни в одной из групп не наблюдались, за исключением особых случаев в брачный период, о которых будет рассказано ниже.

Кстати, стоит отметить один любопытный факт, связанный с взаимоотношениями Варвары и Ассоль. Старшая дельфиниха оказывала влияние на младшую лишь тогда, когда они находились вместе в одном отсеке. Отгороженная же лишь тонкой сеткой от старшей дельфинихи - при этом акустическая связь была возможна,- Ассоль сразу прекратила обращать на нее внимание.

Поведение прирученных дельфинов в общем было довольно беспокойным и шумным. Особенно отличались афалины, которые то и дело устраивали погони друг за другом, выпрыгивая из воды иногда на высоту два-три метра. Координация движений у них идеальная. Они могут после прыжка войти в воду совершенно бесшумно, с небольшим всплеском. Но гораздо чаще они проделы­вали это так, что брызги разлетались на несколько метров вокруг, обдавая водой всех, кто имел несчастье оказаться поблизости. Иногда мне казалось, что они умышленно обливают стоящих возле бассейна. Брызги летели не только от падающего в воду тела дельфина, но и от хвостового плавника, причем движение его в этот момент было явно направлено в сторону людей.

Было много споров о том, знают ли афалины свои прозвища. Но оказалось, что выяснить этот вопрос нелегко. Достаточно было появиться возле бассейна, как тотчас, без всякого зова, все находившиеся в нем дельфины подплывали к бортику и, высунувшись из воды, наблюдали за подошедшим. Если даже удавалось приблизиться к бассейну незаметно, то и в этом случае на любую кличку неизменно снова являлись сразу все.

Так нам и не удалось установить с достаточной достоверностью, знают ли афалины свои прозвища. О белобочках же и азовках и вообще не приходится говорить - они абсолютно не реагировали ни на какой зов.

Наша старая знакомая, белобочка Люся, была помещена вместе с афалинами. Довольно быстро она освоилась, «завязала» знакомство, позволяла афалинам гладить себя и часто принимала активное участие в их играх. Вначале возникали сомнения, не являются ли шумные, стремительные погони за ней преследованием с агрессивной целью. Но так как роли часто менялись, а наигравшись, дельфины мирно отдыхали бок о бок, эту версию отбросили. Во время кормления Люська часто выхватывала из-под носа у афалин рыбу, но те относились к этому довольно благодушно. Молодой самец по кличке Парень даже пытался ухаживать за белобочкой с недвусмысленными намерениями, и Люся принимала его «знаки внимания», по-видимому, с удовольствием.

Кормили всех животных три раза в день. Чтобы определить оптимальные порции, вначале провели несколько кормлений «до отвала». Когда дельфины переставали есть рыбу и начинали играть ею, нося в зубах и подбрасывая, считалось, что они насытились. Таким образом, мы установили, что афалины съедают три - шесть килограммов (в зависимости от размеров животного), белобочки два-три, а азовки - полтора-два килограмма рыбы за одно кормление. Чтобы избежать переедания - ведь живя в неволе, животные лишены возможности достаточно активно расходовать энергию - определенные нами нормы были снижены на одну треть. На этом рационе животные и содержались постоянно, и никаких признаков ухудшения самочувствия у них не наблюдалось.

Как уже было сказано, в основном животные гибли в период адаптации к неволе. В дальнейшем же дельфины гибли сравнительно редко, в основном из-за «несчастных случаев». Так, однажды погибла молодая самка афалина, пытавшаяся пролезть под краем ограждения и запутавшаяся в сети. Чаще же всего причиной гибели оказывались рецидивы хронических заболеваний дыхательных органов. Первым сигналом заболевания являлось обычно понижение активности животного, появление продольных впадин на его спине по обеим сторонам верхнего плавника и образование «шеи» - кольцеобразного утончения тела между головой и спинным плавником. Часто при этом запах выдыхаемого дельфином воздуха становится неприятным. Иногда положительный результат давало обычное лечение антибиотиками и витаминами, причем дозы лекарств зависели от величины животного.

В целях профилактики мы отделяли заболевшего от группы, в которой он находился, что значительно облегчало и его периодический отлов для лечения. Но мера эта вызывала ухудшение состояния животного: находясь в одиночестве, оно иногда даже переставало брать корм и часами простаивало в позе «зависа», не реагируя даже на приближение человека. Накопив некоторый печальный опыт «интернирования», мы были вынуждены возвращать больных дельфинов сразу же после проведения курса лечения на прежнее место, в группу, где они снова начинали принимать пищу,- и в большинстве случаев животные выздоравливали.

Привыкнув к ставриде, постоянно составляющей их меню, дельфины настолько неохотно поедали другой корм - мелкую кефаль (ее изредка привозили вместо ставриды), что иногда даже предпочитали два-три дня поголодать. В один из таких дней произошел трагический случай с Люсей.

Еще летом, находясь в одиночестве, она с большой неохотой ела кефаль, даже если была основательно голодна. В этот раз, не получая ставриды и отказываясь есть кефаль, Люська четыре дня оставалась с пустым желудком. Надо сказать, что это являлось ее индивидуальной особенностью, так как остальные белобочки, содержащиеся у нас, не выказывали пренебрежения к этому виду корма. На пятый день голодовки у дельфинихи появились характерные впадины на спине, свидетельствующие об исхудании, она сделалась вялой, перестала играть и прыгать, но по-прежнему упорно отказывалась прикоснуться к кефали. Силами местных рыбаков было поймано десятка три ставриды. Но к этому времени Люся находилась уже в очень плохом состоянии. Временами у нее нарушалась координация движений и она всплывала боком или иногда под водой медленно переворачивалась вверх животом. Афалины, находившиеся вместе с ней, никакой помощи белобочке не оказывали. Более того, двое молодых самцов, пользуясь ее малоподвижностью, пытались даже попеременно произвести с ней половой акт. Мы были вынуждены отсадить белобочку в ванну, где приходилось все время удерживать ее за спинной плавник, чтобы она не заваливалась на бок, В этом положении Люся съела четырнадцать ставридок. Мы надеялись, что ее самочувствие улучшится, но через два часа у нее начались тонические судороги, во время которых ее тело изгибалось дугой. Вливание глюкозы и инъекции кофеина не помогли - вскоре она часто забила хвостом и замерла навсегда.

Пробыла в неволе Люся около девяти месяцев и, если бы не досадный перерыв в доставке ее привычного корма, наверняка прожила бы и дольше. Она единственная из всех содержавшихся у нас белобочек брала рыбу из рук и подпускала близко к себе человека. Мы все были опечалены ее гибелью и после обязательного вскрытия, показавшего полное истощение организма, похоронили Люсю по морскому обычаю - так, как когда-то был похоронен мой первый морской знакомый у Змеиного острова.

Остальные животные переносили небольшие голодовки при смене корма довольно безболезненно. Надо заметить, что переход с кефали на ставриду никогда не вызывал никаких «протестов» - ставрида сразу же съедалась. Изредка к обычному меню добавлялись смарида, каменные окуни, барабуля и ласкири, пойманные нашими рыбаками. Все дельфины ели свежую рыбу с неизменным удовольствием.