Исполины арктических вод

До тех пор пока остров Врангеля не был обжит людьми, моржи залегали на южном его побережье во многих местах. Однако постепенно количество залежек здесь сокращалось, и теперь моржи более или менее регулярно лежат только на галечниковых косах юго-западной оконечности острова, у мыса Блоссом. Они начинают появляться в море у этих кос во второй половине августа, когда от берегов отходят льды. Передовики не сразу выходят на берег; какое-то время животные плавают вблизи, на мелководье, и принюхиваются (моржи близоруки, неважно слышат и больше всего доверяются своему обонянию). Шумно плещется вода, воздух оглашают тревожно-вопросительные крики, похожие одновременно и на мычание коров, и на визг свиней. Но вот, решившись, моржи неуклюжими прыжками начинают забираться на гальку. Большинство их тут же валится на бок и засыпает. С моря подходят и карабкаются на берег все новые и новые косяки.

Хотя моржи не были объектом наших исследований, мне приходилось бывать на их залежке у мыса Блоссом и видеть эту впечатляющую картину. Тысячи моржей лежат здесь на боку, на животе, на спине, тесно прижавшись один к другому. Местами звери громоздятся в два и даже в три слоя, настолько прочен их костяк; вновь прибывшие без стеснения взбираются на тела товарищей и спят на них. Лишь очень бесцеремонное обращение с соседом вызывает его недовольство; удар бивнями или ластом, впрочем, часто достается не нахалу, а ни в чем не повинному собрату. Как по эстафете, удары передаются все дальше, хотя в самом очаге скандала давно уже воцарилось спокойствие. Воздух сотрясает богатырский храп спящих моржей, мычание, рев и визг бодрствующих. От туш исходит одуряющий, терпкий запах.

На залежку собираются почти исключительно взрослые моржи. Фото С. В. Билькевича.

Подавляющее большинство лежащих зверей - взрослые самцы. Значительно реже и лишь по краям залежки можно встретить подростков, начинающих самостоятельную жизнь. Старики, по непонятной причине, относятся к юнцам недружелюбно; каждая выходящая из моря партия моржей гонит их все дальше и дальше на «задворки».

Холостые самки и матери с малышами предпочитают отдыхать на плавучих льдах. Такая залежка мало чем отличается от береговой, разве что бросаются в глаза моржата, спящие в разных позах на материнских спинах. Ложась на льду, животные выбирают окраины крупных полей, а еще охотнее ложатся на небольших обособленных льдинах. Их не смущает, что под тяжестью взбирающихся сюда все новых туш льдина постепенно погружается под воду и через нее перекатываются волны. Замечено, однако, что моржи никогда не ложатся на льдины из пресной воды, образо­вавшиеся в реках и гораздо более хрупкие, чем морские.

Моржонок. Фото И. И. Зайцева.

В «ледовитые» годы, когда море у берегов полностью не открывается, все моржи - и самки, и самцы - забираются только на льдины. Впрочем, животные могут спать и на воде. Это случается, если нет льдов или невозможно почему-либо попасть на сушу. Спят они здесь, отдавшись на волю течений, занимая либо горизонтальное, либо вертикальное положение. В первом случае на поверхности видна только часть моржовой спины, похожая на большой бурый бугор. Время от времени бугор» скрывается в морской пучине, а на его месте показывается голова с закрытыми глазами, и раздается шумный вздох. Через несколько мгновений голова исчезает и вновь показывается спина. Если морж спит в вертикальном положении, видны его голова и плечи, поэтому он дышит, не меняя позы. Чтобы держаться в вертикальном положении, моржу не нужно затрачивать особых усилий. Специальный горловой мешок его наполняется воздухом, и этот поплавок свободно держит зверя на плаву.

Моржи поражают своей величиной, строением, образом жизни. После гренландского кита и арктического дельфина белухи морж - самое крупное из животных высоких широт. Длина его тела может достигать пяти и даже ше­сти метров, а вес - полутора тонн! У него вальковатое туловище, обтянутое толстой, морщинистой кожей, приплюснутая спереди голова, украшенная щетиной жестких усов, мясистые ласты, задние из которых могут подгибаться вперед. Важный отличительный признак моржа - бивни, гигантские клыки, развитые на верхней челюсти и выступающие по углам рта. У взрослых зверей (бивнями обладают и самцы и самки) они достигают семидесяти - восьмидесяти сантиметров длины и четырех с лишним килограммов веса. Молодые моржи покрыты буровато-коричневой шерстью. С возрастом она рыжеет, редеет, и кожа животных становится почти совсем голой. Шея и грудь старых самцов к тому же почти сплошь покрываются шишками размером с человеческий кулак, многочисленными рубцами и шрамами - следами сражений с соперниками.

При виде моржа первым приходит в голову вопрос о назначении его бивней. Быть может, это оружие, средство самообороны? Но у моржей нет врагов. Белые медведи, за редким исключением, нападать на них не отваживаются. У южных пределов Арктики встречаются хищные киты касатки, и в открытом море они производят опустошения среди моржовых стад. Однако даже в этом случае моржи лишь пытаются спастись бегством, не помышляя о самообороне при помощи бивней. Следовательно, в обычных условиях бивни моржа вовсе не орудие защиты, хотя раненые звери иногда пускают их в ход, нападая на шлюпки и байдары зверобоев. Высказывалось предположение, что бивни - это своего рода грузила, которые облегчают моржам ныряние на большую глубину. Но ведь эти «грузила» не остаются на морском дне и при подъеме на поверхность затрудняют движение в той же мере, в какой облегчают ныряние! К тому же груз в несколько килограммов не мо­жет заметно облегчить громадному животному спуск под воду.

Часто морж пользуется бивнями, чтобы взобраться на высокую льдину или скалу, или пускает их в ход, сражаясь с соперником; он может также разбивать ими нетолстый слой льда, намерзший в разводьях. Главное же назначение бивней - перепахивание морского дна при кормежке.

Однажды (дело происходило на Новосибирских островах) мне пришлось стать очевидцем интереснейшего зрелища. Стоял тихий солнечный день, в большом разводье под берегом то и дело показывались головы крупных моржей. Решив, что они кормятся, я поспешил к морю и прилег на край льдины. В прозрачной воде, особенно в полосе тени от льдины, при глубине не больше десяти метров движения животных были достаточно хорошо видны.

Моржи действительно кормились. В поле моего зрения почти постоянно находились два-три исполина, которые вели себя одинаково. Провентилировав над водой легкие и набрав в них очередной запас воздуха, морж почти отвесно уходил на дно и принимался за его распашку. Его бивни временами полностью скрывались в грунте; при этом морж энергично двигал шеей, оставаясь на одном месте или плывя. Когда он выворачивал бивнями большие пласты грунта, вокруг него поднимались облачка мути. Проложив борозду в два-три метра длины, а иногда и больше, морж затем совершал какие-то непонятные движения. Вытянув перед собой, как руки, передние ласты и потирая ласт о ласт, он начинал подниматься, оставляя след в виде полосы мути. Однако, не достигнув поверхности, морж опускал ласты и вновь нырял в глубину, часто поворачивая при этом шею и что-то вылавливая в толще воды.

Пытаясь понять, что все это значит, я вспомнил, что исследователей издавна удивляло следующее обстоятельство: желудки убитых моржей, как правило, бывают набиты мякотью моллюсков, иногда настолько хорошо сохранившейся, что удается даже определить виды, к которым они относятся. И в то же время в желудках моржей не встречается остатков известняковых раковин. Каким же образом морж ухитряется за короткое время не только собрать под водой порядочное количество корма, но и тщательно очистить его, не повредив нежных частей моллюсков?

Пролежав на льдине около часа, я, наконец, стал понимать, как кормятся моржи. Вырытых из грунта моллюсков звери, оказывается, собирали не ртом, а широкими и подвижными передними ластами. Конечно, вместе с кормом они захватывали и немало ила. Поднимаясь в первый раз к поверхности воды, морж перетирал ластами добычу и перемалывал при этом раковины. А когда он разводил потом «руками», обломки раковин уже легко отделялись и первыми опускались на дно. Гораздо медленнее оседали очищенные тела моллюсков, которые морж и вылавливал, ныряя второй раз. Лишь собрав корм, животное появлялось на поверхности воды. Мне стало понятно также, почему внутренние поверхности ластов моржа шершавы и похожи на терки или жернова. Стало ясно, что при кормежке морж пользуется своими густыми жесткими усами. Они очень облегчают ему вылавливание очищенных моллюсков во взмученной воде, особенно полярной ночью или просто при плохом освещении.

В тот день мне представилась редкая возможность не только увидеть, как эти подводные «пахари» используют в качестве плуга свои массивные бивни, но и оценить ловкость этих неповоротливых на суше животных, быстроту и точность их движений под водой.

Но не все моржи питаются моллюсками, ракообразными и другой мелочью. Иногда среди них встречаются хищники, предпочитающие охотиться на нерп, лахтаков и нападающие даже на шлюпки с людьми. Таких моржей чукчи называют келючами, узнают их издали и очень боятся. Считается, что бивни у них желтые, будто обкуренные, иногда обломаны или сильно расходятся на концах в стороны (бивни «нормальных» моржей белые, с легким желтоватым оттенком и растут более или менее параллельно один другому), что кожа их покрыта царапинами и порезами, а мясо имеет прослойки жира. По мнению чукчей и эскимосов, келюч вырастает из моржонка, рано потерявшего мать и вынужденного питаться чем попало - рыбой, мертвыми тюленями и другим необычным кормом. Такое предположение вполне логично: ведь моржонок не имеет бивней, ему нечем распахивать грунт, и он, следовательно, не может сам добывать моллюсков. Можно представить себе, что хищниками становятся и те моржи, бивни которых растут уродливо, или животные, обломавшие себе бивни. Нетрудно понять также, почему бивни у келючей желтые: келючи не распахивают дна и не «чистят» постоянно свои зубы.

Большинство зоологов выделяет моржа в качестве единственного представителя одноименного подотряда в отряде ластоногих млекопитающих. Так же как и остальные сочлены отряда (настоящие тюлени и ушастые тюлени-котики и морские львы), моржи происходят от наземных хищников, однако детали их происхождения во многом остаются неясными. Известно лишь, что древнейший из предков моржей, праморж, обитавший в третичном периоде (остатки его были найдены в Северной Америке), по своему строению был близок к ушастым тюленям. В свою очередь котиков и морских львов некоторые зоологи сближают с медведями. В таком случае оба полярных исполина - и морж, и белый медведь - находятся в некотором, хотя и отдаленном, родстве. В пределах своего ареала моржи образуют несколько самостоятельных стад. Наиболее крупное из них (к нему относятся и животные с острова Врангеля) ныне обитает в Беринговом и Чукотском морях; зиму эти моржи проводят в Беринговом море, в его незамерзающих частях и у кромки льда. Второе стадо моржей не выходит в своем распространении за пределы советской Арктики и круглый год обитает в море Лаптевых и Восточно-Сибирском море. Наконец, моржей можно встретить в арктических морях, примыкающих к Атлантическому океану,- в Баренцевом и Карском, у берегов Гренландии и восточной Канады. Представителей этих стад зоологи относят соответственно к трем различным подвидам: тихоокеанских моржей (они достигают наибольших размеров, и у них самые длинные и толстые клыки), лаптевских и атлантических моржей.

Моржи предпочитают селиться на прибрежных или мелководных участках морей. По сравнению с настоящими тюленями они меньше приспособлены к жизни в водной среде (нерпа, например, может пробыть под водой двадцать минут, морж - только десять); тем не менее эти исполины могут нырять и добывать корм на глубинах до семидесяти пяти - восьмидесяти метров. В то же время животные избегают и сплоченных льдов: когти на их ластах малы и не годятся для того, чтобы процарапывать ими лунки (как это делают нерпы) и поддерживать их открытыми. До тех пор пока толщина льда не превышает семи - восьми сантиметров, морж еще может пробить его головой. Более толстый лед для него непреодолим. Зато, оказавшись на сплоченных или смерзшихся льдах, морж может проползти большое расстояние до воды, которую он, как и белый медведь, безошибочно находит каким-то особым чувством. Ползет он, конечно, медленно, судорожно дергаясь всем телом и напоминая громадную гусеницу, однако иногда преодолевает десятки километров, переползая через встречные гряды торосов и даже обширные участки суши.

Моржи проводят на суше или на льдинах много времени. Здесь они размножаются, линяют, отдыхают. В отличие от настоящих тюленей моржи связаны с твердью не в течение какого-либо определенного сезона, а круглый год (и в этом также выражается относительно слабая их приспособленность к жизни в воде).

Сезонные перемещения моржей изучены недостаточно. Известно лишь, что животные, относящиеся к тихоокеанскому и атлантическому стадам, за редким исключением, движутся осенью к югу и проводят зиму у кромки льда. Они, следовательно, круглый год обитают среди разреженных ледяных полей, беспрепятственно добираются до воды и часто имеют возможность выходить на сушу.

Наименее исследована биология моржей, населяющих море Лаптевых и Восточно-Сибирское море. Они проводят в высоких широтах не только лето, но и зиму. В июле - августе они также устраивают залежки на суше - на восточном побережье Таймыра, в устье Лены, на Новосибирских островах. Когда появляется припай, животные уходят в море, и на этом их следы теряются. Можно предположить, что большую роль в жизни этих моржей играет Великая Сибирская полынья, что здесь-то они и проводят зиму. Ранней весной летчикам иногда удается увидеть у полыньи небольшие группы животных. Моржи лежат, тесно прижавшись один к другому, и густо покрыты инеем. Замечено, что в этом случае они выбирают преимущественно старые льдины толщиной не менее полутора метров и чаще ложатся с морской стороны припая, где они меньше рискуют оказаться в ледовой ловушке.

И все-таки избежать этой ловушки им удается не всегда. Оказавшись среди смерзшихся полей, в большом удалении от открытой воды, они подчас зимуют у продухов, тщательно их поддерживая. Такое отверстие не спутаешь с нерпичьей лункой; диаметр его достигает метра, на краях намерзает толстый ледяной вал. Своих пленников дрейфующие льды, по-видимому, нередко заносят далеко вглубь Центральной Арктики, даже в окрестности Северного полюса. Участь этих моржей печальна: на больших глубинах животные не могут достигнуть дна и добыть корм. Моржам, зимующим в высоких широтах, конечно, приходится переносить и сильные морозы. По наблюдениям очевидцев, кожа зверей может настолько промерзать, что хорошо отточенный стальной гарпун лишь скользит по ней. Когда зверь встает, одеревеневшие ласты его трещат и при движении стучат по льду. Впрочем, насколько тяжелы для моржа последствия обморожения, сказать трудно, ибо жир и мышцы под промерзшей кожей сохраняют нормальную температуру.

В марте - апреле у моржей происходит линька. Самки в это время рождают детенышей; в это же время начинается и брачный сезон.

Длина тела новорожденного моржонка около метра, а вес достигает сорока килограммов. В отличие от детенышей настоящих тюленей малыш покрыт довольно редкой шерстью и защищен от холода главным образом слоем подкожного жира. Мать необычайно привязана к детенышу: даже раненая, она стремится уйти с ним под воду, обхватив его одним из передних ластов. Если моржонок убит, самка непременно сталкивает его с льдины и тоже уносит с собой. Очень долго, почти два года, мать пестует малыша (если это слово применимо к зверю, достигающему при переходе к самостоятельной жизни двух с половиной метров длины и почти пятисот килограммов веса), причем больше года кормит его молоком: у годовалого моржа бивни только начинают показываться изо рта и корм взрослых животных для него недоступен.

Самцы никакой заботы о потомстве не проявляют. В течение недолгого брачного сезона они жестоко дерутся между собой, пуская в ход бивни; свидетельством тому служат страшные шрамы и рубцы на их шеях и груди. Но затем самцы отделяются от самок и, забыв о былых распрях, образуют самостоятельные залежки.

Прирост моржового поголовья происходит медленно. Самки созревают и становятся способными к размножению только в четырехлетнем возрасте, самцы созревают на год позже. Самка рождает, не чаще чем раз в три года, лишь по одному моржонку. Правда, медленный рост стада в какой-то мере компенсируется большой продолжительностью жизни животных. Установлено, что они доживают до двадцати пяти - тридцати лет, но не исключено, что некоторые моржи живут и дольше, до сорока лет.

В природе у моржа практически нет конкурентов. Правда, моллюсков или донных ракообразных поедает и крупный арктический тюлень - лахтак, или морской заяц. Однако по видовому составу эти корма существенно отличаются от поедаемых моржами. К тому же в рационе лахтака большое место занимает рыба, вовсе не привлекающая моржей. Следовательно, эти арктические исполины почти безраздельно пользуются здесь дарами морского дна.

Какие-либо массовые и тяжелые заболевания, свойственные моржам, также неизвестны. Возможно, что животные иногда гибнут от паразитирующих в них (в желудке, тонких кишках, печени) внутренних паразитов. Много беспокойства, несомненно, доставляют им и наружные паразиты - «моржовые вши», поселяющиеся у корней усов и в глубоких складках кожи. Пытаясь освободиться от своих мучителей, звери катаются по льду или на суше, трутся о льдины и камни. При этом взрослые моржи иногда задавливают на лежках моржат. Кроме того, детеныши подчас погибают от голо­да и истощения, отбившись от своих матерей.

С моржами, очевидно, были хорошо знакомы древние обитатели побережий северных морей. Например, на Чукотском полуострове, в местах поселений предков современных чукчей и эскимосов, археологи находят хорошо сохранившиеся остатки гарпунов, применявшихся палеолитическими охотниками для добычи животных, вырезанные из моржовых бивней скульптурные изображения или украшенные тонким, разнообразным орнаментом бивни. Моржи, во всяком случае, их бивни, с незапамятных времен известны и в Западной Европе. Одни из древнейших сведений о них исходят от норманнского вождя Отара. В 870-890 гг. он совершил поход в Биармию (на Кольский полуостров и, быть может, на Белое море), где охотился на моржей и добывал их бивни. Незамысловатое повествование этого мореплавателя, записанное с его слов английским королем Альфредом Великим, дошло до наших дней. В X в. моржовые бивни начали поступать в Европу из Гренландии, от обосновавшихся там колонистов-скандинавов. Столетием-двумя позже основными поставщиками «рыбьего зуба» (моржовых бивней) стали русские поморы, выходившие на промысел зверей в Белое море, на Грумант (Шпицберген), на Матку (Новую Землю), а впоследствии и на Чукотский полуостров.

И, тем не менее, вплоть до позднего средневековья моржи порождали в цивилизованном мире бесчисленное множество фантастических рассказов и описаний, рисовавших ужасную внешность животных, их необыкновенную дикость и свирепость; бытовали невероятные истории о способах охоты на полярных исполинов. Еще в середине XVI в. весьма просвещенный шведский картограф и миссионер Олаус Магнус писал о моржах, что те карабкаются на высокие скалы при помощи бивней и, зацепившись за трещины, на много часов повисают в воздухе. Именно в это время, по Магнусу, здесь появляются охотники. Они вырезают на спинах и боках животных длинные полосы кожи, крепят их концы к скалам и после этого будят моржей, бросая в них большие камни. Проснувшись, исполины кидаются в море, оставив охотникам свои шкуры.

По силе разыгравшейся вокруг них фантазии моржи, возможно, превосходят всех других животных. В какой-то мере свидетельством тому служат многочисленные названия, под которыми они были известны в древности. Отар называл их морскими конями, или лошадиными китами (Horsvälum). На суше морж действительно имеет отдаленное сходство с лошадью; особенно «конскими» чертами обладают его сильная изогнутая шея, спина и в какой-то мере голова, если на нее смотреть сбоку. Моржи были известны и под именем морских коров (Vacca marina), и необыкновенных морских свиней (Porcus monstruosus Oceani Carmanici), и даже полярных бегемотов. Укоренившееся во многих современных европейских языках название моржа - Walrob, Walrub соответствует старому англо-саксонскому Horsvälum - «морской конь». Второе распространенное в Европе название животных - Mors, Morsus, по-видимому, происходит от русского «морж». Можно предположить, что это слово родилось на заселенных поморами берегах Белого моря и как-то связано со словами «море», «морской».

Морж - одно из ценнейших промысловых животных Арктики. От одного моржа получают более двухсот килограммов жира, громадную толстую шкуру (перед выделкой она может быть разрезана вдоль на несколько слоев), около тонны мяса (вполне съедобного, тем более у молодых животных). Без промысла моржей немыслима жизнь коренного населения многих районов Крайнего Севера. Но наиболее известен этот зверь как поставщик ценных бивней. Наряду со слоновой «костью» они издавна используются для различных поделок: в средние века порошок из них применялся также как дорогое лечебное средство. Уже в начале колонизации европейцами Гренландии (X в.) моржовые бивни служили денежным эквивалентом при торговых сделках. По свидетельству летописей, удельные князья посылали «рыбий зуб» ко двору киевского князя вместе с драгоценными мехами и другими самыми дорогими подарками. До начала массового промысла моржей на западе Баренцева моря (XVII в.) цена одного фунта бивней достигала в Европе баснословной по тем временам суммы - двадцати пяти голландских гульденов. Не менее высоко ценились бивни и в странах Востока - Персии, Византии, в государствах Средней Азии. Там они использовались преимущественно как материал для отделки ножей и кинжалов.

Не удивительно поэтому, что бивни моржей всегда были заманчивым трофеем для охотников и зверобоев. Русские поморы пускались в поисках «рыбьего зуба» в трудные плавания по арктическим морям, предпринимали удивительные по смелости походы в Сибирь.

В XV - XVI вв. поморские промыслы распространились уже на большую часть местообитаний моржей в Белом и Баренцевом морях. Охота на зверей и добыча «рыбьего зуба» превратилась в потомственную профессию многих поморских семей из Холмогор, Мезени, Пинеги, Пустозерска и других поселений, в важную отрасль хозяйства поморских монастырей. С середины XVII в. русские землепроходцы начали регулярно доставлять ценный «рыбий зуб» с северо-востока Сибири. В 1646 г. казак Исай Игнатьев первым проник на северное побережье Чукотки. Он же впервые привез в Якутск партию бивней, выменянных им у чукчей. Шестью годами позже состоялось известное плавание Семена Дежнева вдоль берегов всего Чукотского полуострова. Свершилось замечательное географическое открытие, был найден пролив между Азией и Америкой. Однако главной, наиболее важной своей находкой Дежнев счел обнаруженные им в устье реки Анадыря громадные моржовые лежбища и скопления «заморной кости» (бивней погибших зверей). Большое внимание добыче «рыбьего зуба», развитию этого промысла придавалось и в столице Русского государства. Еще в XV в. в России была установлена государственная монополия на торговлю бивнями. Служилые люди, находившиеся на государственной службе, были обязаны сдавать в казну всю добытую «кость», с остальных промышленников взималась десятинная подать (одна десятая часть добычи). Специальными «отписками» (распоряжениями) учрежденного в Москве Сибирского приказа четко определялись сорта «рыбьего зуба». Он должен был быть «не меньше гривенки весом», выделялись «большой и средний зуб» и, наконец, «из двух голов пуд, или восемь костей в пуд» (бивни весом от двух до четырех килограммов каждый; для них вводилась штучная расценка). Даже в Якутске в XVII в. Государство платило промышленникам по пятнадцати - двадцати рублей за пуд бивней.

С развитием моржового промысла, особенно на севере Атлантики, цена на этот товар постепенно падала. Однако и в наши дни бивни находят себе сбыт. Их охотно покупают как сувениры приезжающие в Арктику туристы (современная цена пары хороших бивней на Аляске составляет около тридцати долларов). Во всем мире пользуются популярностью фигурки животных, броши и другие украшения, искусно вырезанные современными северными умельцами из моржовой кости, бивни с выгравированными на них рисунками. Особенно известны чукотские косторезы, главная «штаб-квартира» которых находится в поселке Уэлен, вблизи Берингова пролива, а также потомственные поморы - резчики по кости из села Холмогоры Архангельской области.

Промышленники-европейцы обычно не оставляли без внимания и туши животных. Издавна использовались жир и шкуры моржей. Известно, например, что при постройке Кёльнского собора употреблялись ремни из моржовой кожи, поставлявшиеся русскими поморами; кое-где и сейчас еще приводные ремни из кожи моржа вращают станки.

С каждым годом увеличивается спрос на живых моржей. Моржи неплохо переносят неволю, иногда живут в зоопарках по десять и более лет и неизменно бывают окружены толпами зрителей. Впрочем, подобного рода использование этих животных также восходит к давним временам: еще в 1606 г. в Англию был доставлен живой моржонок, пойманный охотниками у острова Медвежьего. В зоопарки и теперь поступают преимущественно молодые животные, в возрасте всего лишь нескольких месяцев. Те из них, кого удается приучить к необычному корму и вырастить, как правило, проявляют в неволе недюжинные умственные способности и сильно привязываются к обслуживающим их людям. К сожалению, посетители зоопарков не видят даже у взрослых моржей главного их украшения - бивней. Дело в том, что в зоопарках животных содержат в бетонированных бассейнах. И хотя моржи питаются в неволе рыбой, рефлекс распахивания дна у них сохраняется, и свои бивни они начисто стирают о бетон. Кстати, по этой причине моржи в зоопарках чаще всего и гибнут: стирание бивней сопровождается развитием в них воспалительных процессов.

Добывают моржей, конечно, совсем не так, как представлял себе это Олаус Магнус. Современные зверобои, в том числе и охотники острова Врангеля, вооруженные крупнокалиберными винтовками и выходящие в море на моторных судах, конечно, справляются с моржами без большого труда. Однако в прошлом, хотя животные и меньше боялись человека, добывать их без помощи огнестрельного оружия, а тем более стальных копий и гарпунов было нелегко. Стрела или копье с кремневым либо костяным наконечником должны были пронзить прочную кожу толщиной в два-три пальца, упругий слой подкожного жира и, миновав массивные кости, точно поразить зверя в сердце. Даже владея стальными орудиями, охотники не всегда справлялись с полярными исполинами. Об этом свидетельствует, например, красноречивый рассказ Де Фера, спутника Виллема Баренца в плавании к Новой Земле (в конце XVI в.): «Моряки думали, что это стадо моржей, возившихся на песке, не может защищаться на суше, и потому напали на них, чтобы овладеть их клыками, но поломали свои тесаки, топоры и копья, не сумев убить ни одного; только у одного они выбили клык, который и унесли. Не добившись в этой борьбе никакого успеха, они решили вернуться на корабль и привезти оттуда пушки и с ними атаковать моржей, но поднялся очень сильный ветер, который стал ломать лед на большие глыбы, так что от этого намерения пришлось отказаться».

Впрочем, еще задолго до плавания Баренца, русские помо­ры выработали надежные приемы охоты на моржей, передававшиеся из поколения в поколение, от отцов к сыновьям. В большинстве случаев они старались застать зверей спящими на берегу и, незаметно подкравшись к лежбищу со стороны моря, неожиданно нападали, причем старались колоть крайних, чтобы загнать других подальше на берег, где моржи оказывались сравнительно беспомощными. Поморы убивали зверей копьями с узким наконечником («спицами») и остроконечными гарпунами, к концам которых привязы­вали длинную веревку или ремень, так называемый обор. К другому концу обора прикреплялась пустая закупорен­ная бочка, выполнявшая роль поплавка (благодаря ей убитый морж не мог утонуть в море). Похожие приемы охоты на моржей во время их залегания на суше до последнего времени применяли также чукчи и эскимосы.

По мере совершенствования огнестрельного оружия стал преобладать промысел зверей в море или на плавучих льдинах. Так в основном добывают моржей и в наши дни. Зверобои подходят к стаду на кожаных байдарках или деревянных вельботах, стреляют в плывущего моржа, стараясь лишь ранить его, и тут же вонзают в тушу гарпун. Поплавки из нерпичьих шкур или железных бочек, прикрепленные к гарпуну, держат добычу на плаву. Впоследствии морж погибает от потери крови или от новых пуль. Зверей, лежащих на льдинах, охотники стараются убить наповал. Нельзя сказать, что моржовый промысел даже теперь легок и вполне безопасен. Много невзгод доставляет зверобоям суровое море: людей часами окатывают холодные волны, льды грозят раздавить байдару или вельбот. Тяжела разделка громадных моржовых туш. К тому же всегда есть опасность, что на шлюпку нападет раненый зверь, ударит в днище или борт бивнями и пробьет обшивку.

Напугать гребцов, даже искупать их в море, может и вполне здоровый морж: изредка случается, что он подплывает к шлюпке и, закинув в нее бивни, повисает на борту (любопытство, очевидно, свойственно не только человеку). Раненый же и разъяренный морж тем более опасен. Моржи, по мнению зверобоев, очень боятся крови и вообще всего красного. Именно по этой причине на Чукотке можно увидеть лодки с днищами, выкрашенными снаружи красной краской; считается, что в этом случае меньше риска, что моржи нападут на лодку. Бывает, что при разделке убитых моржей на льдинах зверобои выдерживают и настоящие осады. Животные в силу развитого у них чувства товарищества пытаются помочь своим пострадавшим соплеменникам, отвоевать у людей туши и столкнуть их в море. У охотников в таких случаях остается лишь один выход - отстреливаться от осаждающих льдину зверей.

Усиленный промысел моржей, развивавшийся столетиями, естественно, не мог не отразиться на их поголовье. Еще сравнительно недавно область распространения животных была значительно обширнее современной. Моржи обитали не только в арктических водах, там, где их встречают и в наши дни, но и на севере Атлантического и Тихого океанов. Как мы уже видели, они населяли Белое море, были нередки также у берегов Шотландии, северного побережья Норвегии, в Охотском море. По-видимому, колоссальна была и их общая численность на земном шаре (например, в XVIII в. только с Европейского Севера поступало на рынок до тридцати тонн бивней в год, добывалось же моржей по меньшей мере по пять-шесть тысяч в год).

Численность моржей на земле стала уменьшаться особенно быстро с середины прошлого столетия, когда зверобои уже выбили в Арктике гренландских китов и моржи стали здесь главным объектом промысла.

Вот некоторые примеры. К берегам Новой Земли еще в 80-х годах XIX в. на моржовый промысел выходили десятки шхун. Десятью - двадцатью годами позже моржи здесь уже почти не встречались. Их современная общая численность в Баренцевом море, очевидно, не превышает нескольких тысяч голов. Не в лучшем положении оказываются моржи, обитающие у западной Гренландии и восточной Канады. Стадо, населяющее море Лаптевых и Восточно-Сибирское море (впрочем, и в прошлом самое малочисленное), состоит не более чем из десяти - пятнадцати тысяч животных. На побережье Аляски сто лет назад добывалось до десяти тысяч моржей в год, а пятьдесят лет назад - лишь тридцать моржей! Вообще стадо, обитающее в Чукотском и Беринговом морях, еще в середине XVII в. (до широкого развития коммерческого промысла) насчитывало около двухсот тысяч, а сейчас в нем меньше сорока тысяч моржей.

Техника и способы добычи животных, применяющиеся в последние семьдесят - восемьдесят лет, истребительны не только благодаря высокой «производительности труда» охотников, но и потому, что ведут к бесцельной гибели животных, сокращают и без того медленный прирост их поголовья. Когда промысел происходит в море, как правило, большая часть туш не достается зверобоям и тонет (загарпунить моржа гораздо сложнее, чем его убить). Гоняясь за крупными самцами, охотники уничтожают их в первую очередь и тем самым нарушают нормальное соотношение полов, а также соотношение числа взрослых и молодых зверей в стаде.

Судьба моржей, особенно их атлантического стада, так же как и судьба белых медведей, вызывает в мире все большее беспокойство. Допустить их полное истребление - а такая участь им угрожает - означало бы лишиться интереснейшего в научном и хозяйственном отношении вида. А ведь моржи имеют не только прямую, но и косвенную хозяйствен­ную ценность. Уничтожить их - значит добровольно отка­заться от использования обильных даров северных морей- запасов моллюсков, вовлекаемых в хозяйственный оборот с помощью моржей. В самом деле, у побережий Гренландии, в Баренцевом, Беринговом и Чукотском морях на одном квадратном метре дна нередко обитает свыше трехсот и даже пятисот граммов различных живых организмов, основу которых нередко составляют поедаемые моржами моллюски. Лишиться моржей (вспомним, что моржи - основные потребители многих видов моллюсков) - значит потерять доступ к этим богатствам!

Нельзя сказать, что для охраны моржей не предпринимается никаких усилий. В СССР с 1956 г. полностью прекращен государственный промысел зверей; в ограниченном количестве их добывают теперь для своих нужд лишь чукчи и эскимосы. Запрещено также строительство маяков и других сооружений в местах береговых лежбищ животных. Существует проект завоза моржей в Белое море с целью восстановления здесь исчезнувшего стада. Государственный промысел моржей прекращен в США, Канаде, Норвегии.

Однако угроза истребления полярных исполинов не миновала, и их численность, хотя и медленнее, чем прежде, продолжает сокращаться. Моржи требуют большего внимания к себе, более действенной опеки.